Направления.

Принадлежал к аристократическому роду Трубецких , восходящему к Гедимину . Сын князя С. Н. Трубецкого (ректор Московского университета) и племянник князя Е. Н. Трубецкого , известных русских философов, брат писателя и мемуариста князя В. С. Трубецкого (Владимира Ветова) .

С 14 лет посещал заседания Московского этнографического общества; в 15 лет публиковал первые научные статьи о финно-угорском язычестве . Изучение фольклора сопровождалось и знакомством с соответствующими языками.

Параллельно в 1920-1930-х гг. преподавал в Венском университете славянские языки и литературу, занимался научной деятельностью. В конце 1920-х - начале 1930-х разработал фонологическую теорию. Был одним из участников и идейных лидеров Пражского лингвистического кружка , одним из создателей школы славянского структурализма в лингвистике. В своих лекциях по истории русской литературы высказывал революционные идеи о необходимости «открытия» древнерусской литературы (наподобие открытия русской иконы), о применении формального метода к произведениям древней и средневековой литературы (в частности к «Хождению за три моря» Афанасия Никитина), о метрике русских былин.

Был непримиримым противником коммунизма , воцерквленным православным христианином. Выполнял обязанности старосты русской Никольской церкви в юрисдикции митрополита Евлогия (Георгиевского) (в конце 1920-х в ведении Московской Патриархии). По выходе 1 июля 1928 года из юрисдикции Евлогия настоятеля храма архимандрита Харитона (Дроботова) , ввиду невозможных для исполнения политических требований лояльности советской власти, «князь Н. С. Трубецкой , состоящий церковным старостой сей церкви, немедленно донёс Митрополиту Евлогию о выходе Архимандрита Харитона из канонического подчинения Митрополиту Евлогию и последний, по одному донесению мирянина, вопреки священным канонам, уволил Архимандрита Харитона от должности, с запрещением священнослужения и преданием церковному суду.»

В 1930-х гг. выступал в печати против национал-социализма , видя в нём своеобразный «биологический материализм», столь же несовместимый с православным мировоззрением, как и марксистский «исторический материализм». В ответ на попытки бывшего евразийца А. В. Меллера-Закомельского , жившего в Германии, сблизить позиции правого евразийства и русского национал-социализма Н. С. Трубецкой выступил с теоретической антинацистской статьей «О расизме». Критиковал «арийскую теорию в лингвистике», доказывая, что индоевропейского праязыка не существовало, а сходства языков индоевропейской семьи можно объяснить их влияниями друг на друга в ходе исторического развития. Эти идеи, высказанные им в статье «Мысли об индоевропейской проблеме», стали причиной доноса в гестапо со стороны пронацистски настроенного австрийского лингвиста.

В 1938 году после аншлюса Австрии подвергся притеснениям со стороны гестапо , вызывался на допрос, был арестован на трое суток, в его квартире был произведен обыск. По признанию П. Н. Савицкого , от концлагеря его спас только титул князя. Однако значительная часть его научных рукописей была конфискована во время обыска и впоследствии утрачена. Не перенеся этой потери, Николай Сергеевич Трубецкой скончался от инфаркта миокарда , в больнице.

Князь Николай Сергеевич Трубецкой (5 (17) апреля 1890, Москва - 25 июня 1938, Вена) - русский лингвист; известен также как философ и публицист евразийского направления.

Биография

Принадлежал к дворянскому роду Трубецких, восходящему к Гедимину; сын ректора Московского университета князя С. Н. Трубецкого и племянник князя Е. Н. Трубецкого, брат писателя и мемуариста князя В. С. Трубецкого (Владимира Ветова).

С тринадцати лет посещал заседания этнографического отдела Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. В пятнадцать лет опубликовал первую научную работу, выполненную под научным руководством археолога С. К. Кузнецова: «Финская песнь „Kulto neito“ как переживание языческого обычая» (Этнографическое обозрение. - 1905. - Т. XVII, № 2/3). В 1907 году начал сравнительно-исторические и типологические исследования грамматического строя северокавказских и чукотско-камчатских языков; материалы, собранные в ходе этой работы, продолжавшейся вплоть до революции, в годы Гражданской войны погибли («пошли дымом»; впрочем, советский кавказовед Е. Бокарёв сообщал, что видел их в Ростове незадолго до Второй мировой войны) и были впоследствии восстановлены Трубецким в эмиграции по памяти.

В 1908 году окончил экстерном Пятую Московскую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Московского университета, посещая занятия по циклу философско-психологического отделения. С 1909 года учился вместе с Б. Л. Пастернаком, по утверждению которого Трубецкой увлекался тогда русской религиозной философией и неокантианством Марбургской школы. Затем перевёлся на отделение западноевропейских литератур и наконец - на отделение сравнительного языкознания, где стал учеником Ф. Ф. Фортунатова. В 1912 году закончил первый выпуск отделения сравнительного языковедения и был оставлен на университетской кафедре.

В 1913-1914 годах стажировался в университете Лейпцига, где изучал младограмматическую школу. Вернувшись, сдал магистерские экзамены и стал преподавать в Московском университете в качестве приват-доцента. Революция 1917 года застала его во время научной поездки на Кавказ и он остался в Кисловодске; в 1918 году преподавал в качестве доцента в Ростовском университете.

Эмиграция

В 1920 году эмигрировал в Болгарию; преподавал в Софийском университете; издал сочинение «Европа и человечество», в котором близко подошёл к выработке евразийской идеологии. Обсуждение этой книги в софийском семинаре, в котором участвовали П. П. Сувчинский, Г. В. Флоровский, П. Н. Савицкий привело к рождению евразийской идеологии, о чём было заявлено в сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. Книга 1» (София, 1921).

В 1923 году переехал в Вену, преподавал в Венском университете. Жил Трубецкой в квартире на Dorotheergasse 12 на 3-м этаже, а в 1934 году переехал на Kleeblattgasse 4. В 1920-х - 1930-х годах - активный участник евразийского движения, один из его теоретиков и политических лидеров. Наряду с П. П. Сувчинским и П. Н. Савицким входил в руководящие органы евразийства (Совет Трех, Совет Пяти, Совет Семи). До 1929 года участвовал во всех программных евразийских сборниках («Исход к Востоку» (1921), «На путях» (1922), «Россия и латинство» (1923), «Евразийский временник. Книга 1» (1923), «Евразийский временник. Книга 2» (1925), «Евразийский временник. Книга 3» (1927)), в периодических изданиях евразийцев (журнал «Евразийские хроники», газета «Евразия»). Соавтор коллективных евразийских манифестов («Евразийство (опыт систематического изложения)» (1926), «Евразийство (формулировка 1927 года)»). Выпустил ряд книг в Евразийском книгоиздательстве («Наследие Чингисхана» (1925), «К проблеме русского самосознания» (1927)). Как идеолог евразийства разрабатывал концепции многополярного мира, славяно-туранских культурных взаимодействий, монгольского влияния на русскую политическую историю и культуру, идеократии, учения о правящем отборе в государстве.

Принадлежал к аристократическому роду Трубецких, восходящему к Гедимину. Сын князя С. Н. Трубецкого (ректор Московского университета) и племянник князя Е. Н. Трубецкого, известных русских философов, брат писателя и мемуариста князя В. С. Трубецкого (Владимира Ветова).

С 14-и лет посещал заседания Московского Этнографического общества; в 15 лет публиковал первые научные статьи о финно-угорском язычестве. Изучение фольклора сопровождалось и знакомством с соответствующими языками.

В 1907 году начал сравнительно-исторические и типологические исследования грамматического строя северокавказских и чукотско-камчатских языков; материалы, собранные в ходе этой работы, продолжавшейся вплоть до революции, в годы Гражданской войны погибли («пошли дымом») и были впоследствии восстановлены Трубецким в эмиграции по памяти.

В 1908 году окончил экстерном Пятую Московскую гимназию (где учился только в выпускном классе, а все остальные годы занимался с репетиторами дома и лишь в конце года сдавал экзамены в гимназии) и поступил в Московский университет на философско-психологическое отделение (где тогда большим влиянием обладал Л. М. Лопатин). Учился вместе с Б. Л. Пастернаком, по утверждению которого Трубецкой увлекался тогда русской религиозной философией и неокантианством Марбургской школы. Затем перевёлся на отделение западноевропейских литератур и наконец - на отделение сравнительного языкознания, где стал учеником Ф. Ф. Фортунатова.

В 1912 году закончил первый выпуск отделения сравнительного языковедения и был оставлен на университетской кафедре; командировался в Лейпциг, где изучал младограмматическую школу. Вернувшись, преподавал в Московском университете с 1915 по 1916 гг. После революции 1917 года уехал в Кисловодск; затем некоторое время преподавал в Ростовском университете.

В 1920 году эмигрировал в Болгарию; преподавал в Софийском университете; издал сочинение «Европа и человечество», в котором близко подошёл к выработке евразийской идеологии. Обсуждение этой книги в софийском семинаре, в котором участвовали П. П. Сувчинский, Г. В. Флоровский, П. Н. Савицкий привело к рождению евразийской идеологии, о чём было заявлено в сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. Книга 1» (София, 1921). В 1923 году переехал в Вену, преподавал в Венском университете.

В 1920-х - 1930-х годах - активный участник евразийского движения, один из его теоретиков и политических лидеров. Наряду с П. П. Сувчинским и П. Н. Савицким входил в руководящие органы евразийства (Совет Трех, Совет Пяти, Совет Семи). До 1929 года участвовал во всех программных евразийских сборниках («Исход к Востоку» (1921), «На путях» (1922), «Россия и латинство» (1923), «Евразийский временник. Книга 1» (1923), «Евразийский временник. Книга 2» (1925), «Евразийский временник. Книга 3» (1927)), в периодических изданиях евразийцев (журнал «Евразийские хроники», газета «Евразия»). Соавтор коллективных евразийских манифестов («Евразийство (опыт систематического изложения)» (1926), «Евразийство (формулировка 1927 года)»). Выпустил ряд книг в Евразийском книгоиздательстве («Наследие Чингисхана» (1925), «К проблеме русского самосознания» (1927)). Как идеолог евразийства разрабатывал концепции многополярного мира, славяно-туранских культурных взаимодействий, монгольского влияния на русскую политическую историю и культуру, идеократии, учения о правящем отборе в государстве.

В 1929 году в знак протеста против просоветской и прокоммунистической направленности газеты «Евразия» вышел из состава руководящих органов евразийского движения. Не участвовал в создании (1932) и работе Евразийской партии, но продолжал поддерживать личные контакты с П. Н. Савицким, участвовал в работе теоретических евразийских семинаров и в 1930-х годах начал печататься в евразийских изданиях (журнал «Евразийские тетради» и др.). Тогда же совместно с Р. О. Якобсоном разрабатывает теорию евразийского языкового союза и вообще евразийского учения о языке в связи с географическим фактором, на основе онтологического структурализма, сформировавшегося в идейном пространстве Пражского лингвистического кружка.

Параллельно в 1920-1930-х гг. преподавал в Венском университете славянские языки и литературу, занимался научной деятельностью. В конце 1920-х - начале 1930-х разработал фонологическую теорию. Был одним из участников и идейных лидеров Пражского лингвистического кружка, одним из создателей школы славянского структурализма в лингвистике. В своих лекциях по истории русской литературы высказывал революционные идеи о необходимости «открытия» древнерусской литературы (наподобие открытия русской иконы), о применении формального метода к произведениям древней и средневековой литературы (в частности к «Хождению за три моря» Афанасия Никитина), о метрике русских былин.

Был непримиримым противником коммунизма, воцерквленным православным христианином. Выполнял обязанности старосты русской Никольской церкви в юрисдикции митрополита Евлогия (Георгиевского) (в конце 1920-х в ведении Московской Патриархии). По выходе 1 июля 1928 года из юрисдикции Евлогия настоятеля храма архимандрита Харитона (Дроботова), ввиду невозможных для исполнения политических требований лояльности советской власти, «князь Н. С. Трубецкой, состоящий церковным старостой сей церкви, немедленно донёс Митрополиту Евлогию о выходе Архимандрита Харитона из канонического подчинения Митрополиту Евлогию и последний, по одному донесению мирянина, вопреки священным канонам, <…> уволил Архимандрита Харитона от должности, с запрещением священнослужения и преданием церковному суду.»

В 1930-х гг. выступал в печати против национал-социализма, видя в нём своеобразный «биологический материализм», столь же несовместимый с православным мировоззрением, как и марксистский «исторический материализм». В ответ на попытки бывшего евразийца А. В. Меллера-Закомельского, жившего в Германии, сблизить позиции правого евразийства и русского национал-социализма Н. С. Трубецкой выступил с теоретической антинацистской статьей «О расизме». Критиковал «арийскую теорию в лингвистике», доказывая, что индоевропейского праязыка не существовало, а сходства языков индоевропейской семьи можно объяснить их влияниями друг на друга в ходе исторического развития. Эти идеи, высказанные им в статье «Мысли об индоевропейской проблеме», стали причиной доноса в гестапо со стороны пронацистски настроенного австрийского лингвиста.

В 1938 году после аншлюса Австрии подвергся притеснениям со стороны гестапо, вызывался на допрос, был арестован на трое суток, в его квартире был произведен обыск. По признанию П. Н. Савицкого, от концлагеря его спас только титул князя. Однако значительная часть его научных рукописей была конфискована во время обыска и впоследствии утрачена. Не перенеся этой потери, Николай Сергеевич Трубецкой скончался от инфаркта миокарда, в больнице.

• В 5 гимназии, в которой Трубецкой учился последний класс, учились также будущие поэты Б. Л. Пастернак и В. В. Маяковский. Пастернак был ровесником Н. С. Трубецкого и они были знакомы и даже немного дружны. Маяковский учился на три года позже, вероятнее всего они были знакомы шапочно.
• В возрасте 15 лет Н. С. Трубецкой написал письмо этнографу Богоразу, в котором делился своими научными идеями (не указав своего возраста). Богораз, восхищенный идеями молодого ученого, пришёл к нему домой, обнаружил там мальчика, с которым занимался репетитор и долго не мог поверить, что это - не розыгрыш.
• В 1905 году болгарский историк и общественный деятель Иван Шишманов, бывший знакомым С. Н. Трубецкого, подарил 15-летнему Н. С. Трубецкому свою книгу с надписью: будущему историку древних болгар (в связи с увлечением юного учёного историей праславян). В 1920 году, оказавшись в Софии, Трубецкой обратился к Шишманову, и тот рекомендовал его на должность доцента кафедры сравнительного языкознания в Софийском университете. Благодаря этому эмигрант Трубецкой получил работу. При этом 30-летний ученый имел всего 8 печатных трудов, из которых не было ни одного по лингвистике. Его основной курс «Введение в сравнительное языкознание с особым вниманием к главнейшим индоевропейским языкам» собрал в Софийском университете всего трое слушателей. Но через год с небольшим Трубецкой уже сделал себе имя публикациями по лингвистике и истории культуры и его пригласили на должность профессора в Венский университет
• На Первом конгрессе лингвистов А. Мейе назвал Трубецкого величайшим умом современной лингвистики
• Князь Н. С. Трубецкой, будучи политическим консерватором и православным традиционалистом, любил поэзию В. В. Маяковского
• Филолог П. Богатырев называл Трубецкого, которого он знал лично, настоящим аристократом и настоящим демократом
• За годы преподавания Н. С. Трубецкой подготовил около 100 курсов по славянским языкам и литературам
• Трубецкой с большим вдохновением писал труды по лингвистике и с большой неохотой пропагандистские статьи на евразийские темы. Он жаловался, что евразийская пропаганда погубила его как ученого, отняв слишком много времени.
• Книгу «Наследие Чингисхана», которую теперь считают одним из главных источников по евразийству Трубецкого, сам Трубецкой считал демагогической и полной натяжек и противоречий. Он писал её как агитку для не очень грамотных молодых комсомольцев и красноармейцев в СССР, которых нужно ознакомить с евразийской идеологией, подстраиваясь под их уровень. Трубецкой согласился её выпустить только с условием, что она будет распространяться в СССР, а не в эмиграции и на обложке не будет значиться его имя. Когда книга стала распространяться в эмиграции Трубецкой возмутился и даже грозился выйти из евразийского движения
• Трубецкой не любил русских религиозных философов старшего поколения (прежде всего веховцев Бердяева, Струве, Булгакова). Он в частной переписке именовал их «старыми грымзами» и выступал резко против публикаций «грымз» в евразийских изданиях
• Н. С. Трубецкой страдал от депрессии и обращался за помощью к психотерапевту
• В конце жизни от лекарств, которые Трубецкой принимал для лечения больного сердца, он приобрел болезнь желудка. По этому поводу ученый шутил: неудобно, что у человека столько органов.
• Н. С. Трубецкой собирался после аншлюса Австрии переехать с семьей в США, но этому помешала болезнь и скоропостижная смерть
• В 1973 году в Венском университете была установлена памятная доска в честь Н. С. Трубецкого

Цитаты

(из писем Р. О. Якобсону)

«Надо писать применяясь к уровню среднего идиота, а это требует всегда гораздо больше времени, чем писать для нормальных интеллигентных людей».

«Выпады Нитша против меня довольно смешны, тем более, что к содержанию его статьи они не имеют никакого отношения. Очевидно, поляков просто очень раздражила моя статья… и раздражила именно потому, что является своего рода „Колумбовым яйцом“. Ведь это то, что всего более раздражает! Когда какое-нибудь общепринятое мнение разрушают путём приведения нового фактического материала, - то с этим ещё можно примириться. Но когда нового фактического материала не приведешь, а просто покажешь, что старый, всем известный материал гораздо лучше и проще объяснять как раз наоборот тому, чем это принято, - то вот это-то и вызывает раздражение».

«Беженство нас научило тому, что именно „в Тулу-то и надо со своим самоваром ездить“, то есть в Париже эмигрантам надо открывать модные магазины и ночные кабаки, в Мюнхене - пивные и т. д. Русским славистам по тому же принципу лучше всего в славянских странах. В других странах из русских славистов не устроился никто, кроме меня, но это исключение подтверждает правило: я устроился не в качестве слависта (каковым я в момент своего назначения вовсе и не был), а главным образом в качестве князя, - и это как раз в Вене, в которой своих князей хоть пруд пруди!»

«Это бывает: страшно не хочется, всячески отлыниваешь, а потом, как сядешь писать, так только вначале немножко трудно, а дальше всё легче и легче, и в конце концов выходит очень хорошо. Мне лично лучше всего удавались именно те работы, писание которых вызывало во мне почти непреодолимое отвращение».

«Зрелость не есть ещё старость и не знаменует собой бесплодия. Зрелые люди не только не перестают творить, но, наоборот, создают самое ценное из всего того, что оставят потомству. Только творят они иначе, чем молодые. К этому новому методу творчества сначала трудно привыкнуть. Сначала кажется, что вообще больше ничего нет, всё кончилось. Перерыв, хотя бы и короткий, пугает, вызывает опасения. Это - от непривычки. На самом деле беспокоиться нечего: будете творить, - только иначе, чем прежде. <…> Что проиграется на блеске и эффективности, выиграется на солидности конструкций. <…> Зато будет прочно, не придется так часто перестраивать. Вместо эффектного творческого фонтана, плавно текущий, но всё же мощный и широкий поток. Сначала - обидно. Кажется: что же это? неужели молодость прошла, и началась старость? Но в том-то и дело, что кроме молодости и старости есть ещё зрелость, кроме фонтана и стоячей воды есть ещё ровно и плавно текущий поток. В эту мысль надо вжиться, и тогда будет всё хорошо».

Николай Сергеевич Трубецкой

Старший сын Сергея Николаевича Трубецкого – Николай Сергеевич Трубецкой – с детства проявлял незаурядные способности и интерес к учебе. Атмосфера семьи, представлявшей собой один из интеллектуально-духовных центров Москвы, благоприятствовала пробуждению ранних научных интересов. Достаточно сказать, что учился он дома, занимаясь с репетиторами, сдавая экстерном экзамены в Пятой Московской гимназии.

Вместе с Николаем Трубецким в гимназии учились будущие поэты В. Маяковский и Б. Пастернак. С Пастернаком они были ровесниками и даже некоторое время приятельствовали.

Будучи подростком пятнадцати лет, Николай Трубецкой публикует свое первое научное исследование, посвященное финно-угорскому язычеству. По воспоминаниям его друзей детства, Николай всегда интересовался фольклором, языками, их историей. Пастернак вспоминал, что Трубецкой увлекался также русской религиозной философией, что вовсе не удивительно, помня, кем был его отец и дядя.

В 1908 году Николай окончил экстерном гимназию и поступил в Московский университет на философско-психологическое отделение. Учился опять вместе с Б. Л. Пастернаком. Затем перевелся на отделение западноевропейских литератур и наконец – на отделение сравнительного языкознания, где стал учеником Ф. Ф. Фортунатова, знаменитого русского лингвиста, профессора, основателя известной московской лингвистической школы.

В 1912 году князь Трубецкой закончил первый выпуск отделения сравнительного языковедения и был оставлен на университетской кафедре. Позже состоялась научная командировка в Лейпциг, где Трубецкой изучал младограмматическую школу. Вернувшись, преподавал в Московском университете с 1915 по 1916 год. После революции 1917 года уехал в Кисловодск; затем некоторое время преподавал в Ростовском университете.

В 1920 году Николай Трубецкой эмигрировал в Болгарию, преподавал в Софийском университете, параллельно работая над научным трудом «Европа и человечество», в котором практически сформулировал доктрины евразийской идеологии. Обсуждение этой работы на семинаре и поставило точку в работе над созданием этой теории, о чем было заявлено в сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. Книга 1» (София, 1921). В дальнейшем деятельность Н. Трубецкого развивалась по двум направлениям: первая – сугубо научная, посвященная филологическим и лингвистическим проблемам (работа Пражского кружка, сделавшегося центром мировой фонологии, затем годы исследований в Вене), и вторая – культурно-идеологическая, связанная с участием в евразийском движении.

Так что же такое евразийство, у истоков которого стоял Николай Сергеевич Трубецкой? Евразийство – течение общественной мысли, появившееся в Русском Зарубежье в начале 20-х годов XX века. Идейными предтечами евразийцев были славянофилы. Евразийцы рассматривали Россию как «Евразию», как синтез Европы и Азии с выраженным преобладанием черт последней; результатом этого синтеза является некий «третий мир», наделенный чертами, свойственными особому культурному типу. Носители евразийских взглядов выражали глубокое разочарование достижениями (в первую очередь в духовной сфере) западной цивилизации. Залогом процветания будущей России они считали незыблемость устоев православия.

В силу своих психологических особенностей Николай Трубецкой предпочитал политике спокойную, академическую работу. Хотя ему приходилось писать статьи в жанре политической публицистики, он избегал прямого участия в организационно-пропагандистской деятельности и весьма сожалел, когда евразийство сделало уклон в политику. Современники его вспоминают, что здоровья он был слабого, был подвержен депрессии.

Последние годы своей жизни Н. Трубецкой жил в Вене, являлся профессором славистики в Венском университете. Как видному ученому, да еще и русскому по происхождению, ему чудом удалось избежать застенков гестапо, хотя после аншлюса Австрии его квартира неоднократно подвергалась грубым обыскам, а рукописи безжалостно изымались. Эти рукописи впоследствии были безвозвратно утеряны. Не арестовали Трубецкого только потому, что он был «князь, аристократ, ученый с мировым именем». Но унизительные обыски, притеснения не могли не сказаться на здоровье и без того нездорового человека. 25 июля 1938 года князь Николай Сергеевич Трубецкой скончался в возрасте сорока восьми лет.

Расскажем еще об одном из братьев Трубецких, чей облик запечатлел Паоло Трубецкой, Владимире Сергеевиче. Рассказ о замечательном роде Трубецких без упоминания этой трагической судьбы был бы не полным.